Цветы ненастья - Кочетков Виктор Александрович - Страница 18

18

тронулась. Рядом, непонятно откуда, дедушка старый, седой появился, невысокий, с бородой. Глаза добрые. Смеется: чего ты расплакалась, вон отец твой рядом ходит! Положил ладонь на голову, и я увидела, как отец грибы собирает. Успокоилась, смотрю на него, а он говорит:

– И у кого это глазки такие ясные? Как зовут такую красивую девочку?

Я отвечаю:

– Аня, меня зовут.

Он засмеялся ласково:

– Счастлива будешь, Анечка! И все кто рядом, счастливые будут! Только никогда ничего не бойся, я теперь всегда с тобой. Маму, папу слушайся.

И пропал куда-то. Я посидела еще немного, смотрю, отец из чащи идет. Грибов набрал! Рассказала ему, он не верит, смеется. А я на всю жизнь эту встречу запомнила. С тех пор ничего не боюсь.

– А далеко этот скит находится? – Диму заинтересовал удивительный рассказ.

– Не очень. Мы с мамой пешком по лесу шли. Часов пять, наверное. Там к нему уже целую тропу протоптали.

– А чего вы ходили?

– Да у мамы головные боли все никак не проходили. Спать не могла. Два месяца мучилась, даже лекарства не помогали. Ну и пошли к Феодосию. Он меня узнал! – она с гордостью смотрела на него. – Помню, говорит, глазки твои ясные! А к маме только прикоснулся и у нее сразу все прошло. Сказал, чтобы никогда не волновалась за нас, а верила. Нас Бог хранит!

Так за разговорами подошли к озеру. Среди сплошных ивовых зарослей расположилась небольшая, покрытая травой полянка. Чуть в стороне лежала перевернутая вверх дном лодка. Синяя гладь сверкающего, вытянутого озера искрилась мелкими волнами. Сквозь воду лучи освещали близкое песчаное дно, возле которого дружной стайкой резвились разноцветные мальки.

Аня сняла легкое платье, скинула с ног босоножки. В простом закрытом купальнике выглядела очень привлекательно. Посмотрела на него:

– Ну, чего стоишь? – и бросилась в воду.

Диме, несмотря на жару даже купаться расхотелось. Стянул рубаху, сел на днище лодки, с интересом наблюдая, как плещется прекрасная русалочка.

Вдоволь накупавшись счастливая, чуть утомленная, она выбиралась на берег. Дима с удовольствием смотрел на ладную стройную фигурку, соблазнительные изгибы, блестевшие на загоревшей коже капли, непроизвольно сравнивая ее с Ольгой.

– Я красивая?.. – она с улыбкой медленно поворачивалась, слегка покачивая бедрами.

– Вы с Олей прям молодые богини! И откуда вы такие? Кто вас выдумал?

– Мама с папой, – Аня со смехом прыгнула к нему на колени, обняла за шею. Смеялась, глядя в глаза.

– Ах ты, Лолита, хочешь дядю Антона обольстить?

– Хочу!.. – она сделалась серьезной. – Ты не Антон!

У Димы от неожиданности похолодела спина.

– Я все слышала! И видела! Тебя, сидящего на полу, и Олю, сгорающую от страсти! С кем же она?.. Почему ты не был с ней?.. Ты не жених!

Ему стало не по себе. Эта девушка вмиг догадалась о необычности их с Ольгой отношений. Что сказать ей?

– Аня, Ольга спала и во сне…

– Я не верю тебе! – она поднялась, стала одеваться. – Скажи, ты любишь ее?

– Люблю безумно!

– А почему тогда она не с тобой была?

Дима почувствовал безмерную усталость. Как-то все навалилось, все последние события четко всплыли в памяти. Зачем обманывать, изворачиваться, дурить голову этой пытливой девочке? Пускай знает все. Она умная и рассудительная и никому ничего не расскажет.

– Хорошо, Аня! Я скажу. Ночью Оля была… с Антоном!

У нее раскрылись глаза, брови высоко поднялись.

– Да, Анечка! С Антоном! И он часто приходит к ней во сне…

– А кто же ты тогда?

– Я Дмитрий, Дима. Только, Аня, очень прошу тебя! Чтобы родители…

– Я никому ничего не скажу, клянусь! – она присела рядом. – Ну-ну, говори Дима!.. – торопила его. – Расскажи все по порядку.

И он рассказал. Обстоятельно, не спеша, видя, как у девушки ярче загорается взгляд, как она, заинтригованная страшными тайнами боится пропустить хоть слово. Плакала, узнав про трагедию на яхте. Всхлипывала жалобно, внимательно слушая, как сестра бродила по ночному кладбищу. Восторженно смотрела на него, когда он говорил про взорванный джип и автоматную очередь.

Когда Дима закончил, она не сводила с него восхищенных глаз:

– Так ты «новый русский»! Рэкетир!

И тут же заплакала:

– Бедная Оленька! Как она такое пережила? Несчастная моя сестричка…

Дима прижал ее к себе, обнял, утешая:

– Ну, ты хоть, Аня, не плачь! Я уже и сам…

– Нет, Дима! Ты можешь ей помочь. Она должна забыть Антона. Что теперь о нем думать? Ты люби ее! Она знаешь какая!

Он сидел, опустив голову. Всякие невеселые мысли бродили в голове. Вспоминал, как неистово, неукротимо, в безумном сладостном упоении металась она на кровати, как в восторженном трансе шептала дорогое имя. Как будто две сущности жили в ней.

– Ты знаешь, Аня, я много женщин видел, но Ольга! Она же совсем другая. Чистая, открытая. А я… Я даже не знаю, как она ко мне относится.

– Я знаю, что нужно делать! – она радостно запрыгала. – Знаю! Только пусть это пока будет между нами.

Вечером истопили баньку и, напарившись, нахлеставшись березовыми вениками, расслабленные, умиротворенные, собрались за большим струганным столом, стоявшим под высокой раскидистой ветлой. Пили чай с малиновым вареньем, мама с Ольгой напекли вкусных ватрушек. Дима достал бутылку коньяка, купленную еще в Омске для знакомства с семьей. Хорошо сидели, разговаривали, много шутили. Подходили соседи, угощались, угощали сами, с уважением и расположением обращаясь к будущему зятю. К ночи Дима опять еле стоял на ногах. Добрался до кровати и сразу заснул. Несколько раз просыпался, видел свет лампы, Ольгу, читающую книгу. Открывал глаза, хотел поговорить с ней, что-то сказать, и не мог, вновь проваливаясь в глубокий сон.

Следующим утром после завтрака Ольга начала собираться.

– Ты куда, доченька? – мама взволнованно смотрела на нее.

– На похороны… – тихо ответила Ольга, опустив глаза.

– Так и знала! Ну, зачем тебе идти? – Надежда Николаевна мягко обняла ее. – Не ходи, не надо.

– Я так не могу, мама! Учились вместе. Любил меня! – слезы текли по щекам. – Это из-за меня он…

– Нет, Оля! Это все от пьянства. Не в тебе причина. Повод нашел, любовь неразделенную. Да если от этого в петлю лезть, уже и мужиков не осталось бы. Справиться с собой никак не могут, в руки себя взять, твердость проявить. Все бабы виноваты! А ты не ходи туда. Люди, знаешь какие! Будут старухи шипеть, за спиной перешептываться. Мигом все в одну кучу свалят, во всех прегрешениях обвинят.

Дима сидел рядом, все слышал и острые волны жалости пробегали глубоко внутри. Не мог без боли видеть расстроенную Ольгу. Сердце разрывалось от