Звенья цепи - Кочетков Виктор Александрович - Страница 27

27

с печалью и тоской глядя в глаза Алёны.

– Не надо расстраиваться, голубка! Вспомни, какая судьба ему уготована была? Будут дети у тебя. Только девицы одни. А чтоб ты успокоиться могла, я до родов с тобой буду, – она коснулась лица, и Светлана почувствовала, как что-то раскаленное и тягучее, будто воск, входит в нее, растворяясь, сливаясь с ее собственной сущностью. Перед глазами загорелись яркие вспышки, небо опрокинулось на землю, дрожащая судорога пробежала по телу. Жуткий звериный вой и крики первых петухов – последнее, что услышала она. Голова запрокинулась назад, тело изогнулось, волосы разметались по земле, и Светлана провалилась в долгий глубокий обморок.

* * * * *

Яркая, кроваво-красная заря поднималась с восточного направления. День обещал быть ветреным и жарким. Багровый край раскаленного солнечного диска показался над горизонтом, высвечивая кучевые облака блестящей розовой каймой. Умытые растения разносили благоухание пыльцы, пчелы уже трудились, погружая острые хоботки в радужные цветочные рыльца. Щебет птиц и гудение насекомых нарастали с каждой минутой, принося в мир знамение нового летнего дня. Утренний ветерок чистыми волнами доносил дыхание леса. Жаворонки звенели высоко в небесах, резвились, кувыркались в бескрайнем синем просторе. Вся природа ликующе и радостно просыпалась от сна, стряхивала наваждение ночи и коварство грозовых ливней, плутовство назойливых вязких туманов.

Инок Варфоломей беспечно шагал пыльной тропинкой, обходя берег затянутого ряской пруда. Радуясь ослепительной идиллии природы, светлыми глазами вглядывался в далекую синеву небес. Ощущение покоя и блаженное счастливое настроение не оставляли его. Страшная бурная молодость, жуткая бессмысленная гибель жены и сына остались далеко позади, лишь изредка напоминая о себе острой щемящей болью. В такие минуты глубокая молитва спасала от хандры и уныния. За годы, проведенные в монастыре, он научился постом и тяжелой работой отвлекать себя от ненужных воспоминаний, посвящать все мысли и душевные устремления нестяжательному искреннему служению.

Трудно и невыносимо было поначалу. Внутренний протест и неприятие монашеского устава подавлял немалым усилием воли, сердцем понимая, что не осталось другого пути. Терпеть, не падать духом помогали братья, с удивительным теплом и радушием принявшие его в монастырскую семью. Плоть сокрушалась непосильным трудом, тело дошло до изнеможения, постная пища казалась отвратительной. Вода и черствые опресноки долгое время составляли его рацион. В редкие праздники ложка подсолнечного масла, да мера свежих лесных ягод оживляли скудный стол. Так назначил игумен Нафанаил – наместник Свято-Успенского мужского монастыря, что каменными стенами и золочеными куполами широко раскинулся в Красных Сопках.

Когда Варфоломей, тогда еще Михаил Бойков, бывший грозой красноярских коммерсантов, пришел к нему на поклон и в полном раскаянии попросился в монастырь, отрекаясь от всего мирского, Нафанаил долго раздумывал. Дал испытательный годовой срок, не вполне веря, что молодой, надломленный судьбой парень сможет выдержать монашеское служение. Наместнику нравилась его открытая простота, глубокое душевное покаяние. На затянувшейся мучительной исповеди тот рассказал ему о своих тяжких поступках и похождениях. Дрожащим голосом, не сдерживая горьких очистительных слез, Михаил отрешался прошлого, твердо клянясь не сходить с пути праведного, до конца жизни посвящая себя и все помышления Господу. И отпустил грехи Нафанаил, видя глубину раскаяния отрока. Назначил епитимью суровую и строгую, отлучив от общего монастырского стола.

Целый год послушник работал в каменоломне, обтесывая гранитные глыбы для ремонта монастырских стен, на невыносимом солнцепеке обрабатывал землю в полях. Долгими зимними вечерами ухаживал за скотиной, убирал снег, рубил полыньи на реке, до конца выстаивая утренние и вечерние службы, всенощные литургии, не имея и минуты покоя. Краткий ночной сон не ослаблял нарастающую усталость. Вскоре и ходить стало тяжело, настолько силы телесные оставили его. Но глаза горели, непрестанная внутренняя молитва укрепляла дух, очищала сердце, не позволяя вернуться грозной памяти. Игумен, видя его старания и упорство, смягчил испытание. Перевел на кухню, разрешил вкушение пищи вместе с братией. Михаил чувствовал, как благодарно трепещет душа, как причащается он Духа Святого, как все вокруг расцветает невыразимо прекрасными тонами. Как люди, все великолепие вокруг раскрываются навстречу тонкими ослепительными изображениями, в коих живет лишь верность и доброта. Странно, но все искаженное, злое куда-то исчезло, он его просто не замечал, находясь в упоительно сладостном расположении. Братия и старцы предупреждали о прелестности неземной эйфории, говорили, что это лишь первая ступень к правильному монастырскому житию. Он чутко внимал сведущим монахам, старался придерживаться мудрых советов, посвящая досуг чтению святых книг и молитвенным песнопениям.

Наконец настал долгожданный день монашеского пострига. Он и еще трое послушников с радостным благоговением приняли чин пострижения в малую схиму и нареклись новыми именами. Так стал он иноком Варфоломеем, принеся строгие обеты. До конца жизни облачился во власяницу и рясу, надел пояс во умерщвление плоти и обновления духа. Нафанаил накинул на него мантию, покрыл голову черным шелковым клобуком. Вложил в правую руку сияющий золотой крест и горящую свечу, как напоминание о том, что монах призван быть светом мира. В завершении игумен произнес краткую напутственную молитву о восприятии ангельского образа и облачения во всеоружие Божье для беспощадной брани с властями и миродержителями тьмы. Одежда воспринималась как воинские доспехи, а жизнь монашеская — как борьба с дьяволом.

Все это вспоминалось иноку, бодро шагающему среди зарослей бурьяна и крапивы. Батюшка Паисий послал съездить на станцию в аптеку за лекарствами. Несколько лет уже хворает старец. Возраст, фронтовые ранения дают о себе знать. За девяносто ему, но крепок духом, да и тело слушается. Службу в храме сам проводит, хоть и тяжело за аналоем стоять. Голос надтреснутый, но еще сильный, густой. Суров старик. И к себе и к прихожанам. Грешников жалует, но послабления не дает, спрашивает круто. Сам причащает и исповедует, а после валится без сил на кровать. Отлежится, Господу хвалу воздаст за прожитый день, а наутро вновь литургию служить. Помогает Варфоломей, за стариком ухаживает, храм в чистоте и порядке содержит. Миряне, сами пожилые, пособляют в делах хозяйственных, кормят их с батюшкой, пищу готовят, хлеб для причастия пекут. Нравится монаху такое житие, видит он радость и бескорыстную помощь людскую. Сам ведь жил здесь когда-то, много знакомых лиц вокруг. Сначала дивился народ Мишкиному преображению, потом привыкли, отнеслись с уважением и пониманием.

Идет инок, райский щебет птиц певчих слушает. На душе легко и спокойно. Тропка под ногами бежит, жаркий ветерок лицо овевает, в травах духмяных прячется. Макушка лета, седьмое июля – Рождество Иоанна Крестителя, великого Предтечи, возвестившего явление Сына Божьего во плоти и крестившего Его в Иордане. Надобно успеть вернуться к заутрене, помочь Паисию в праздничной службе. Будет много прихожан и приезжих