Ветер времени - Кочетков Виктор Александрович - Страница 23

23

на этот раз устояли на ногах и весело смеялись беззубыми ртами, глядя, как падает и разбивается вдребезги посуда. Он с трудом поднялся, присел в темный угол, извинительно улыбаясь и нетрезвыми глазами наблюдая, как хуторяне убирают осколки.

Быстро постелили свежую скатерку, поставили уцелевшие приборы, наполнили чары. В третий раз рванули меха гармонисты, и пошла, поехала, загудела, зашумела, заколобродила деревенская потеха. То ли самогон давал такой заряд бодрости, то ли сами жители истосковались по гуляньям, но отрешенно плясали все. Только Витя да седобородые старцы аплодировали сидя на скамье. Всех увлекал безудержный мотив.

Взявшись за руки, кузнечиком прыгали малые дети. Василий мелким бесом крутился вокруг партнерши, блестел очками и широко улыбался. Дымка дробным шагом шел вприсядку, держа руки за спиной.

Лилипут Павел Андреевич метался на коротеньких ножках, пытаясь не отставать от раззадоренных пляской сельчан и, отталкиваясь от пола, вихрем взлетал на пустые скамейки. Пробежав с безумными глазами всю длину, стремительно оттолкнувшись и растопырив крыльями руки, будто подгулявшая белка-летяга плавно и мягко приземлялся на широкую постель, застланную пуховой периной и покрытую льняным полотном.

Высокая чернобровая Натали выступала с молчаливым достоинством, тая в глубинах наполненного сокрушительной страстью тела, обжигающие огненные потоки, готовые в любую секунду взорваться неуправляемым разбуженным вулканом, чтобы в прах испепелить любого, дерзко посмевшего расшевелить стихию. Расширенные зрачки бездонных глаз, яркий румянец, играющий на матовых ланитах, привлекательность алых губ, с трудом сдерживаемое прерывистое дыхание, – все было готово смутить, повергнуть в трепет боязливые, неуверенные сердца.

Но не робкого десятка оказался загорелый мускулистый авгур. Показывая неуемную удаль, одетый лишь в джинсы-пирамиды, полуголый хмельной фавн сводил с ума лесную дриаду, исполняя невероятно экспрессивный фантастический танец, странную гремучую смесь латинских стилей и европейского канкана, обрядов африканских племен и изящного греческого сиртаки. И все никак не мог оторвать зачарованный взор от налитых спелых боков прелестницы.

Остальной народ резвился, не отставая, не желая ни в чем уступать. Женщины, разметав по плечам волосы, бойко перебирали ногами и били каблуками в пол, помогая себе выразительными взвизгиваниями, в упоении размахивая разноцветными платками. Деревенские мужики самозабвенно бросали кепки, кричали, громко топали сапогами. Наконец утомленно потянулись к столу. Произнесли тост за здоровье председателя и бабки звонкими голосами запели «Хасбулат удалой». Им вторили хриплые мужские басы, и слаженное пение широкой рекой лилось по затихшему хутору. В окна глядели любопытные, которым не хватило места за общим столом.

На улице стемнело. Тучи мошкары и таежного гнуса кружились возле зажженных фонарей и электрических ламп, звонко гудели бесчисленными крылами, ведя свой хаотичный хоровод.

Малыш с Натальей скользили в медленном томном танце. Истосковавшаяся женщина бурно сжимала плечи нежданного обольстителя. Высокая грудь поднималась, не в силах сдерживать рвущееся наружу пламя сладостного томления. Демон-искуситель что-то горячо шептал на ухо, касался губами пахнущие сосновой хвоей волосы, прижимался к кипящему блаженной негой телу и все тянул, все ждал чего-то, вводя переполненную темпераментными ощущениями хозяйку в состояние мучительного исступления. Натали не сдержав себя, вонзила ногти в обнаженную спину увлекшегося ухажера, чуть присела на подогнувшихся ногах и вдруг, с силой схватившись за кожаный ремень, утащила ошалевшего соблазнителя в спальню, громко хлопнув дверью.

Народ загудел одобрительно, голоса взревели: «ой мороз, мороз…». Многие сидели, уронив голову, и громко храпели. Бабули подхватили совсем захмелевшего Витю, и он, в состоянии полнейшего изумления покорно следовал за ними, с удивлением осматриваясь по сторонам.

Его отвели на сеновал и опустили в душистую сухую траву. Чистое ночное небо, усеянное россыпью мерцающих звезд, взорвалось на множество мельчайших молекул. Звуки отодвинулись куда-то далеко, и Витя крепко уснул, провалившись в темную вязкую глубину.

Солнечное утро переливалось пением лесных птиц, ревом домашней скотины и утробным курлыканьем индейских петухов, гордо расхаживающих по двору.

Виктор открыл тяжелые веки и долго не мог сообразить, где он находится, пока крупный овод не ужалил его в пятку. Голова болела, во рту пересохло, тело ломило с жестокого похмелья. Кое-как добрался до колодца. Поднял бадью студеной воды, жадно приникнув губами. До крепкой ломоты в зубах пил живительную влагу. Затем скинул одежду и разом опрокинул на себя. Будто обожгло всего. Мысли мигом прояснились, тело пронзили тысячи острых раскаленных игл. Стало намного легче и он, подбирая одежду, бодро зашагал в дом.

В горнице помолодевшая, свежая как утренняя роса, Наталья радостно порхала от печки к столу. Румяные, обильно политые маслом блины горкой возвышались на блюде. Дядя Вася завтракал, обмакивая очередной блин в густую сметану и запивая душистым чаем из широкого блюдечка.

– Кушать садитесь! – глаза хозяйки сияли ультрамарином. – Отведайте блинчиков, – пригласила Виктора.

Он сел за стол, ощутив сильный голод. С наслаждением наливал в кружку чай из блестящего самовара. За короткий срок горка блинов уменьшилась на две трети.

– А друг мой где? – вопросил с намеком.

– Сергей Борисович отдыхают. Утомились за ночь, – Наталья скромно опустила ресницы, прикрыв счастливо сверкнувшие глаза.

– Жив-здоров молодец?

– Здоров!.. – она озорно фыркнула, кинулась снимать блин.

Из спальни показался заспанный Малыш, оглядел удивленным взглядом хату. Хозяйка бросила ему на шею вышитый рушник, повела умываться. Поливала из ковша водой, с любовью глядя в небритое лицо удалого молодца. Тот вытерся полотенцем и крепко прижал к себе взвизгнувшую от радости молодку.

Пока любвеобильный сатир утолял разыгравшийся аппетит, Наталья рассказала, как в амбаре устроили засолочный цех. Шурка с мужиками готовит тару и большие чаны-емкости для вымачивания грибов. А женщины успели сделать пару заходов, принесли каждая по два ведра отборных грибов. Бабка Маланья, единственная в деревне целительница, собирает в лесу особую, лишь ей одной ведомую траву, чтобы использовать как приправу при засолке. Собранная рано на рассвете, эта чудо-трава гонит брюшную хворь, а при добавлении в соленья дает терпкий незабываемый вкус и тонкий аромат только что скошенного клевера.

В импровизированном цеху давно шла работа. Возле стены горкой навалены крупные лисички. Сборщицы вернулись и сидели на перевернутых ведрах, разрезая и тщательно промывая каждый гриб.

Павел Андреевич топил поленьями печь, на которой кипел огромный бак. Чистые грибы опускали в кипяток, варили пятнадцать минут, потом дуршлагом отбрасывали в большую ванну с холодной водой, где лисички вымачивали два дня. Воду меняли утром и вечером. Затем грибы закладывали в бочку ровными слоями, посыпали крупной солью, прокладывали специями.

Использовали смородиновый лист, лист хрена, немного молотой гвоздики и эстрагон. Обязательно сыпали пригоршню заветной травы от бабы Маланьи. Добавляли толику чистейшей родниковой воды, для чего приходилось уходить далеко в лес, применяли уксус. Сверху клали гнёт, – тяжеленный камень. Работы было немало.

Сергей с Виктором целыми днями таскали воду, кололи дрова. Василий с бригадой с