Академик В. М. Глушков – пионер кибернетики - Деркач В.П - Страница 97

97

пришли в Вычислительный центр. После введения всех данных о больном компьютер задал приблизительно 50 вопросов. Ответили только на небольшую часть из них. Некоторые обследования, о результатах которых запрашивал компьютер, не сделаны вообще, для проведения других не было соответствующей базы. Ответ был печальным. По представленным данным обследований больного диагноз установить невозможно. В помощь машина напечатала более 100 названий опубликованных в журналах работ, где излагается ход лечения подобных заболеваний.

Здоровье папы ухудшалось, сил бороться становилось все меньше, надежды на выздоровление, на чудо таяли с каждым днем.

17/ХII с папой произошел второй коллапс, но из него он вышел быстро. К лечению подключили очень известного в то время травника, с Дальнего Востока были переданы бальзам из женьшеня, с Армении передали особенные лекарства, из Прибалтики получили бальзам для ухода за кожей и много-много другого.

После изучения вопроса о крупных специалистах в других странах по просьбе членов семьи и многих товарищей для определения диагноза был приглашен из Кельна (ФРГ) известный нейрохирург профессор Цюльх. Он работал в тесном контакте с американцами. 7 января, встретившись с папой, он сказал, что Глушкова знает, что он договорился с американскими коллегами о помощи, заверил, что, если в любой точке Земли есть средства, которые могут помочь, они будут использованы. Он несколько раз заходил к папе в палату. Они легко общались на немецком и английском языках. Папа свободно владел ими и даже наизусть знал “Фауста” Гете на немецком – языке оригинала.

Цюльх пробыл несколько дней. Некоторые обследования были сделаны по его просьбе дополнительно. Диагноз был установлен окончательный и самый страшный:“Болезнь запущена, опухоль продолговатого мозга, она стала распространяться вдоль позвоночника. Спасти Глушкова невозможно”. Ни наша семья, ни друзья, ни коллеги, ни многие, с кем папа работал и которые боролись за его выздоровление, не были готовы к такому страшному диагнозу. С его сильной, волевой, энергичной, целеустремленной личностью слово “смерть” не вязалось.

Сколько новогодних телеграмм, писем, телефонных звонков, различных поздравлений вот только что папа получил со всех концов большой страны, и от государственных деятелей, и от учеников, и от воинских частей, в том числе и от подводников, перед которыми он выступал с лекциями, от разных коллективов, от учебных заведений, различных научно-исследовательских институтов. (За многочисленные интересные и глубокие лекции по кибернетике и ее применению папа внесен во Всесоюзную книгу почета Народных университетов). Сотрудники отделения почты и больницы говорили, что еще никогда не видели такого наплыва поздравлений, число которых приближалось к тысяче. Мы поставили елочку, поздравили обслуживающий персонал с новым 1982 годом. Это был самый страшный в моей жизни Новый год.

По состоянию здоровья папу опять перевели в реанимацию. Он уже лежал с трубочками, введенными в трахею, желудок, увешанный приборами, проводами. Рядом стоял аппарат искусственного дыхания, на стенде пробегала в виде строки его кардиограмма. Папа тяжело дышал, мучил кашель. Головная боль и слабость от изнурительной болезни. Маму в реанимацию не пускали. Мне по большой нашей и папиной просьбе разрешили бывать в палате не более 30 минут, поскольку, разговаривая, папа быстро уставал. Говорил он тихо, было видно, как ему тяжело. Как он напрягал всю свою волю для преодоления своего тяжелого состояния, но ни слова жалоб, охов, вздохов. Я понимала, что своим видом не должна его расстраивать. Еле сдерживала слезы, себя, чтобы не закричать, не броситься к папе, прижаться к нему.

Папа подозвал меня поближе к себе и ослабленным голосом сказал, что надо с пользой прожить оставшееся ему время. Он попросил меня принести магнитофон, так как хочет записать на нем то, что было сделано и что не успел сделать, о своей жизненной позиции, об институте и планах его работы на будущее, об ОГАС, о людях, которые пошли за ним в новую науку, интересную и очень необходимую для будущего страны. Папа считал, что уже в конце ХХ века богатство страны будет определяться не столько золотым ее запасом, сколько полнотой информации, которой располагает государство для поднятия уровня технической и интеллектуальной оснащенности.

Папа, папа, как ты поражал меня своим мужеством, выдержкой, волей! Ни жалоб, ни стонов. Как тебе трудно было так себя держать!

Я слышала одну и ту же фразу после кратковременного перерыва из-за состояния папы: “Олечка, нам надо еще поработать, иначе не успеем”. Это говорил человек, глядя смерти в глаза, за несколько дней, а потом только часов до ее прихода. И спешил сказать о тех, с кем работал, оценить их вклад в общее дело и поблагодарить за совместную работу. Но не успевал обо всех рассказать, волновался, не хотел обидеть кого-либо. Я путалась в переключениях магнитофона, слезы душили, руки дрожали, а папа успокаивал меня и опять просил продолжить работу.

Я видела слезы у тех, кто дежурил у папиной постели. Ночью мне становилось жутко, я не могла спать, но, вспомнив папу, как он собирал в себе все свои силы, волю, выдержку, чтобы не стонать от боли физической и душевной, не перекладывать на нас всю тяжесть своего состояния, брала себя в руки. Невольно задавала себе вопрос, откуда папа берет силы так бороться и отодвигать хотя бы на миг надвигающуюся смерть, используя и отдавая каждую минуту своей оставшейся жизни на пользу дела, науки, которой посвятил всю свою жизнь, заботясь не о себе, а о людях, об их лучшей жизни.

Так прошли девять дней, а казалось, была прожита вся жизнь вместе с папой, жизнь яркая, интересная, но короткая и нелегкая. Она оборвалась, не дав ему высказать все, что хотел. Папа потерял сознание.

31 января 1982 года в 11 часов 07 минут папы не стало. И пока билось его сердце, до последнего удара в палате рядом с ним были его друзья: Данильченко и Михеев.

По просьбе семьи тело В. М. Глушкова было перевезено в Киев и похоронено на центральной аллее Байкового кладбища.

Заветные мысли для тех, кто остается

3 января 1982 г.

В 1955 г. я получил годичный отпуск для подготовки и защиты докторской диссертации в Московском университете из лесотехнического института в Свердловске. Практически я потратил 9 месяцев на написание диссертации и 15 декабря 1955 г. (с 1 января у меня был отпуск) защитил уже докторскую диссертацию. Во время пребывания в Московском университете мне пришлось жить совместно с докторантами из Украины, которые представили меня академику АН УССР Гнеденко Б. В., бывшему в то время директором Института математики и академиком-секретарем Отделения математики и механики АН УССР.

Незадолго до этого в 1955 году было принято решение о создании академических (престижных) вычислительных центров в крупных академиях наук союзных