Маски. Иллюзия превращений - Медведева Алена Викторовна - Страница 45

45

к элементарной близости.

Да, вопрос физических отношений изначально, при заключении между нами договора, был основным, и только я в очередной уже раз почему-то решила, что смогу добиться между нами близости и другого уровня – душевной, эмоциональной связи, какого-то родного тепла, надеялась пробудить ответную любовь. Я пыталась разобраться в нем, понять, что им движет, что для него важно. Не раз и не два я расспрашивала верлианца о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной на Верлинее, интересовалась, есть ли необходимость скорректировать мое поведение, измениться? Предлагала рассказать о земной модели отношений, но Орино или просто закрывал мне рот поцелуем, или непререкаемо заявлял:

– Я не хочу, чтобы то, что между нами, было как у нас или как у вас! Это будет только по-нашему, уникально, неповторимо, только для нас двоих. Не думай об этом, не ищи каких-то сведений, не пытайся подстроиться под чужие законы. Мы просто будем собой, будем существовать друг для друга здесь и сейчас, ведь мы уже все решили.

Я слишком поздно осознала, что «по-нашему» подразумевало у Орино «по-моему»… И следовала этому его пожеланию – ни с кем ничего не обсуждала, не искала информацию, решив, что мы действительно сможем создать нечто новое и уникальное для нас двоих. Построим свою собственную модель личных отношений.

В каком-то смысле мы ее и создали, вот только она далеко не соответствовала моим надеждам и ощущениям. В итоге я оказалась перед фактом: получила то, чего хотела изначально – постоянного мужчину в своей жизни, – но также пришла к мысли, что сейчас мне этого было недостаточно. Хотелось большего. Не просто партнера, а близкое существо, того, кого любишь, кому доверяешь, того, с кем рядом видишь свою дальнейшую жизнь. А это нашим договором предусмотрено не было.

Я панически избегала любой возможности нежелательной огласки, любого намека на неверность с моей стороны. Было элементарно страшно разрушить хотя бы то, что имела.

И вроде бы все честно – мне ничего другого не обещали. Но разочарование было непомерным, душевная боль отдавалась невосполнимой утратой, а сердце сжимало отчаянием и горечью. Я поняла, что ему не нужно то, к чему так стремлюсь я. Самое печальное во всем этом, что без Орино я себе жизни уже не представляла. Я была одержима им. И тем постоянным праздником чувственного восторга, что приносила каждая наша встреча. Он приглашал меня ежедневно, в безмолвном жесте внимания отправляя за мной свой личный переместительный лифт, и каждый раз я не могла устоять и хоть немного противодействовать этому незримому призыву. Не имея сил задержаться хоть на миг, вбегала в кабинку и через несколько минут падала в объятия встречавшего меня верлианца.

Мы мало разговаривали. Все наше общение большей частью сводилось к физическому контакту, тактильным взаимодействиям, к языку тел. Орино стремительно уносил меня в параллельный мир, туда, где были только мы вдвоем и неисчерпаемый напор его желания и моя абсолютная покорность. За эти месяцы мы изучили тела друг друга в совершенстве, мы покоряли и покорялись друг другу неисчислимое множество раз, мы ночь за ночью проводили без сна, словно двое безумцев, не способных сопротивляться собственным желаниям.

У меня больше не было воли, у меня не было души, у меня не было разума. Все это заменил верлианец. Орино стал необходим мне как воздух, как… сама жизнь. Я уже не представляла существования без этого ежедневного глотка безумия, без этой выворачивающей душу нежности, без этой сжигающей сердце страсти, без него… Меня затянуло на самое дно омута, Орино стал для меня смыслом жизни…

Вот именно тогда я и очнулась. Проснулась утром и неожиданно подумала о Грише и Наде, об их родившемся малыше и внезапно поняла, что стала безвольной, зависимой куклой. Совершенно безвольной. Абсолютно зависимой. Поняла и ужаснулась тому, во что превратилась моя жизнь. Во что-то болезненное, всепоглощающее и… медленно убивающее мою душу. Это не было счастьем, это не стало любовью. Я просто подсела на него, как на наркотик. Я потеряла себя, совершенно растворившись в мужчине, которому была не нужна.

Сразу вспомнилась красноволосая русалка, эмоциональная отстраненность Орино в те редкие периоды, когда мы не отдавались всепоглощающему желанию, и пришло понимание… мне стало очевидно, что я со скоростью космолета несусь в бездну.

В тот день, отрешившись от работы, сидела, невидящим взглядом уставившись в монитор, и поражалась сама себе. Как можно было позволить этому случиться? Как можно было допустить такое безволие? Как можно было забыть все то, что втолковывала сама себе в самом начале? Как можно было… влюбиться? Мне стало по-настоящему страшно, страшно за будущее, за свою дальнейшую жизнь. Мне захотелось испариться, убежать, навеки исчезнуть из его жизни и тихо в одиночестве переживать свое отчаяние и боль потери от несбывшихся надежд. Но я была лишена подобной возможности – мы были на космической станции, окруженные холодным вакуумом космоса. Тут Орино нашел бы меня где угодно. Все, что я могла себе позволить, – это только попытаться быть от него подальше, постараться хоть как-то держать дистанцию между нами, снизить количество проводимого рядом времени. Я опомнилась и стремилась перебороть эту тягу, излечиться.

Именно тогда, три месяца назад, я начала меняться. Нет, я не витала в облаках, как могло показаться со стороны, я просто настолько сосредоточилась на самоконтроле, на стремлении сохранить хоть частичку себя, не подвластную Орино, что не замечала ничего вокруг. С тех пор я по возможности максимально оттягивала время наших встреч, находя для себя бесчисленное множество причин, дел и оправданий. Я стала активно общаться с коллегами, на которых раньше практически не обращала внимания – времени не было, я существовала в режиме стремительного притяжения к Орино.

И сейчас, мысленно возвращаясь назад, я снова и снова понимала – нам было хорошо вдвоем, потрясающе, но будущего у нас не было. Поэтому лучше остановиться сейчас, пока еще есть надежда, слабый шанс на то, что я смогу задушить чувство любви к нему… моему наркотику.

Отныне, даже когда была с ним, я отчаянно старалась не забываться, не погружаться в этот нереальный мир, в свою… нет, в нашу фантазию. Снова и снова твердила себе, что я любовница, временная грелка, просто никто для него. Доводила себя до ожесточения, до ярости. Но только так у меня получалось выдержать и не сломаться, бросаясь с головой в омут страсти и желания, снова не забыть о себе.

Получалось плохо, мои успехи были смехотворны. Ему удавалось вдребезги разносить стену моего отчуждения… порой лишь взглядом, лишь прикосновением. Но я, закусив удила, последние три месяца шажок за шажком настойчиво отдалялась от верлианца. И что-то получалось… иногда.

Орино заметил, сразу ощутил перемену во мне. Инстинктивно чувствуя или понимая мое самое уязвимое место, он с невероятной, многократно возросшей мощью, с какой-то отчаянной решимостью обрушил на меня ураган страсти. Меня буквально разрывало на части от его нежности, я задыхалась от его внимания, меня почти раздавило этой страстью. Между нами началось безмолвное противостояние…

И мы снова не говорили об этом. Не знаю, почему молчал он. Молчал, когда я стала приходить все позже и позже, молчал, когда я начала уходить все раньше, а потом и вовсе сразу после нашей близости вставала и молча, не глядя на него, подходила к переместительной системе и, шагнув в лифт, отправлялась к себе. А ведь первые пять месяцев мы каждое утро встречали вместе…

Я молчала из страха. Из боязни, что вот если сейчас скажу хоть слово, хоть звук, то не выдержу и… разревусь, накричу на него, осыплю упреками, возненавижу, прокляну и… признаюсь в любви, умоляя ответить мне тем же. И уходила потому же. И каждый раз меня провожала давящая тишина позади.

Тогда и встал вопрос с отпуском. Я уцепилась за эту мысль, за возможность оказаться вдали от него, за шанс перевести дыхание, дать своему бедному сердечку хоть ненадолго успокоиться. Хотелось к маме, в родной с детства черно-белый мир, в свою крохотную квартирку. Хотелось тишины, покоя и возможности просто проплакать весь день, не думая о том, что кто-то увидит.

Почти три недели назад, шагнув к нему навстречу из лифта, я заявила:

– Хочу в отпуск на Землю, с мамой увидеться.

И с тех пор он так и не ответил