Револьвер для Сержанта Пеппера - Алексей Парло - Страница 14

14

крикнул Шура и вошёл в подъезд.

Это был странный подъезд. Не выглядел он подъездом, парадной и чем–то тому подобным. Просто коридор. Длинный коридор, непонятно чем тускло освещённый, без лестницы и без дверей. Голые стены противного тёмно–зелёного цвета, запах старости и мышиного помета. И звуки музыки, которые становились громче по мере того, как Шура шёл по коридору. А что ему ещё оставалось? Не стоять же столбом, нюхая мышиные какашки!

Музыка оказалась фрагментом под названием «Dig it» с битловского альбома «Let it be». Только звучала она непрерывно, хотя на альбоме длилась меньше минуты. Похоже, кто–то включил режим повтора. И Шура твёрдо знал, что это было сделано специально для него. Вот он и шёл на звуки музыки, а музыка постепенно заполняла его всего, подчиняя своему ритму, заставляя губы шевелиться в такт глупым словам про ФБР, ЦРУ, Би Би Кинга и Дорис Дэй. Это стало бесконечным, «вещью в себе», и ему уже не хотелось ничего, кроме как идти и идти, и слушать, слушать это несуразное «Dig it»… Но всякая дорога рано или поздно куда–то приводит, и всякий коридор рано или поздно заканчивается дверью. Между прочим, странно, но несмотря на полное отсутствие подъёма, у Шуры было отчетливое ощущение того, что он поднялся–таки на второй этаж. Ну, на то он и бред...

Итак, Шура подошёл к двери. В этот момент наконец–то детский голос сказал по–английски что–то об ангелах, и раздались фортепианные аккорды – зазвучало вступление к «Let it be». Шурочка толкнул дверь.

– Он пришёл! – возвестил мелодичный и нежный женский голос, но женщины в комнате Шура опять–таки не увидел, а увидел, совсем даже наоборот, сидящего за роялем Джона Леннона.

– Ну ничего себе! – как–то даже разочарованно сказал Шурочка. – Это же песня Пола Маккартни! Он её сочинил, он её и пел!

– И что? – спросил Джон Леннон.

– Ничего! Зачем чужие песни петь? Своих что ли мало?

– Во–первых, альбом чей? Битлз. Значит, и все песни на нём – Битлз, – с вызовом сказал Леннон. – Про то, что мы с Полом все наши песни подписывали «Леннон – Маккартни» я вообще молчу. А во–вторых, это когда было? В 70–м. А сейчас – 90–й!

– Ну, да. А в 80–м тебя убили, – парировал Шура.

– И что? – опять едко спросил Джон. – Значит, живой был – не смей «Let it be» петь, не нарушай авторских прав! Убили – и мёртвым не смей её петь! Мало я с этим засранцем ругался... Ты, кстати, с ним поосторожнее. Он, конечно, парень нормальный, но иногда просто не знаешь, чего от него ожидать... Хотя, под конец мы с ним помирились. Даже хотели что–нибудь эдакое организовать... Но всё равно. Я тебя предупредил.

– Да я–то здесь причём?

– А как же? Теперь тебе с ним жить. – Леннон отвернулся и тихонько запел: «I'm only sleeping...».

И тут до Шуры дошло. Он ясно понял две вещи: первое – они с Джоном общались по–английски, и второе – он потерял сознание из–за того, что там, в магазине «Мелодия», он и его друзья встретили не некоего Павла Макарова. Они встретили Пола Маккартни!

Но как? Каким образом Пол оказался в Союзе, постаревший, одетый как сторублёвый инженер, говорящий по–русски без какого–либо акцента, но при этом прямо–таки излучающий на окружающих удивительную уверенность в себе? Ничего более или менее разумного для объяснения сего анекдота Шуре в голову не пришло, и он решил обратиться за помощью к Джону. Тот уже увлечённо бренчал какой–то детский мотивчик и напевал что–то про весёлого пёсика Найджела.

– Как?.. – спросил Шура, зная, что Леннон поймёт его без лишних слов.

– Просто. Всё просто, если умеешь работать с временем.

– То есть?

Джон, оттолкнувшись от пола левой ногой, сделал несколько оборотов на крутящемся кресле.

– Ну, понимаешь, он всё это придумал уже давно, ещё в разгар битломании, – Джон, оттолкнувшись от пола левой ногой, сделал несколько оборотов на крутящемся кресле. – Слишком его напрягало это всеобщее помешательство. Ни в магазин сходить, ни в паб. В сортир – и то украдкой пробирались. Мы–то как–то научились к этому приспосабливаться, Джордж в себя ушёл, в мантры свои, на ситаре начал учиться играть. Он вообще усидчивый всегда был. Ринго всё по фиг было, ему нравилось. Он прикалывался, шутил, короче, оказался в своём мире. Я поначалу здорово злился, а потом к героину привык, а с ним всё как–то проще... Не волнует тебя ничего. Потом с Йоко познакомился, вместе торчать стали... Всё придумывали что–то, миру новый путь показать хотели... А может и нет, просто выпендривались... Это уже потом, когда с Махариши познакомились, после Ришикеша, что-то поменялось… Хоть какой-то порядок в мозгах появился… Он, Махариши, тоже ещё тот тип оказался, зато от дури научил избавляться. И с окружающим миром мириться. Но это уже потом, потом, а в шестьдесят шестом мы и понятия не имели о всех этих кармах, брахманах и прочей индийской мистике…

Джон замолчал, прикуривая мятую сигарету без фильтра.

– А Пол? – не в силах вынести даже малейшей паузы, воскликнул Шура.

– А Пол тогда на ЛСД присел. А от ЛСД эффект интересный! Ничего общего с остальным дерьмом. Ты как бы сливаешься с миром. Причём не только ты в мир вливаешься, это было бы как раз понятно и естественно, но и мир в тебя вливается. И становишься ты такой большой, такой всемогущий и всезнающий!.. И вроде, всё хорошо, отлично даже, но как страшно от этого становится! Это я уже потом, будучи здесь понял, что Кому–то не нравится, что мы себя богами осознавать начинаем.

– Богу, что ли? – уточнил Шурочка, который всегда гордился своим материалистическим мировоззрением.

– Богу, сынок, Богу. И Он, в отличие от нас, действительно Всемогущий и Всезнающий.

– И что?

– А то, что Бог долго терпит, а потом наказывает. Больно.

Шурочка хотел было сказать со всем свойственным ему сарказмом, что он думает обо всех этих поповских сказках, но... не смог! Потому что вовремя вспомнил, где находится и с кем беседует. Ну не подходил его атеистический сарказм к данным условиям, никак не подходил. А Шура всегда был чувствительным (внимательный читатель это, без сомнения, уже заметил) и страшно не любил выглядеть смешным или, того хуже, глупым. А Леннон тем временем продолжал:

– А Пол... Он же всегда дипломатом был. Таким, знаешь, которому мыло не нужно, он и так