Фантомная боль - Шиннок Сарина - Страница 5

5

на стенах можно было различить письмена, начертанные на древнем языке ситхов. Дарту Молу был известен этот язык. В основном здесь были цитаты из Кодекса или высказывания великих Лордов Ситхов того времени. Но все это было лишь внешней оболочкой. Истинная суть, истинные красота и величие этого места могли быть постигнуты только тем, кто знал Темную Сторону. В этих стенах Дарт Мол чувствовал себя просто опьяненным Ею. Она наполняла внутренней свободой и ощущением всемогущества. И это состояние достигало апогея, когда ситх стоял в центре главного зала Академии, точно под вершиной пирамиды. Рор по-прежнему следовал за ним, но уже в торжественном молчании.

- Вообще, на этой планете все прекрасно, кроме ее правительства, - внезапно удрученно проговорил провожатый. - Растратить такое наследие! Арх, лоз ной джитат!

- Что? – переспросил Мол.

- А, ты не знаешь забракских ругательств! – усмехнувшись, воскликнул Рор. - А! – прокричал он еще раз, вслушиваясь, как его крик отражается от каменных стен. - А! Хорошая акустика, да?

Дарт Мол сделал шаг вперед, подняв взгляд на дыру в пирамиде, венчающей здание. Там вверху пламенело алое небо Иридонии, что еще больше напоминало всевидящий глаз Темной Стороны. Этот образ казался Молу знакомым, как и ощущения, которые он приносил. Почему-то ситху захотелось уйти в тень. И в этот момент черный забрак за его спиной затянул напев. Вначале это был заунывный, хоть и с красивой хрипотцой вокализ, а потом зазвучали слова – резкие, горячие, с надрывом:

Иридония, ты видишь две луны,

Как забрака сердца два! 

Непокорной вечной Темной стороны

Сила в них всегда жива!

Вечен будет у того огонь в глазах,

Кто взрослел в твоем огне!

В жертву сердце принеся в твоих горах

На отчизны алтаре! 

Ад пустынь и травящих озер

И штыки суровых скал

Все забрак, горд, крепок и матер,

Здесь без страха прошагал!

Да, жабоку он в руках стальных сжимал, 

Но оружие внутри –

Свою волю он в огне войны ковал,

Как металл, в своей груди!

Он боец и царь всегда в своей земле,

Даже если в ранах и в пыли.

Скажет вязь узоров на лице,

Что он строил на крови!

За стеною неприступной черных скал

На костях здесь города! 

Кто родился здесь и рос, и побеждал,

Победитель навсегда!

Славен род наш был искусствами войны –

Скажут нам отец и мать. 

Все забраки, мы истории верны!

Нас никто не в силах взять!

Кто придет к нам, обнажив клинки мечей,

Все обречены на крах.

Вечно нам носить короны из костей

На поднятых головах!

Здесь не слышно крика раненых вояк!

Здесь и не сдаются в плен!

Нет той боли, что не мог стерпеть забрак!

Не преклонит он колен!

Вражье горло он всегда перегрызет,

Плюнув кровью в огненный песок.

До конца на бой забрак встает,

Даже если он без ног!

Дарт Мол вслушивался в эти слова, отчеканенные мощным забракским баритоном. Здесь Рор сумел завладеть его вниманием и даже впечатлить его. Это была красивая песня.

- Это твое творчество? – поинтересовался ситх.

Рор покачал головой:

- Эта песня гораздо старше этих стен. И написали ее настоящие воины, которые нюхали смерть…

- Тяжелый изотоп… - прокомментировал Мол в давно несвойственной ему манере.

Но провожатый не слышал его. Он присел на корточки, погруженный в свои мысли.

- Уже тогда они так говорили, - с придыханием вдохновенно изрекал он. - Почему два сердца? Одно из них всегда остается на родине, - Рор вздохнул, глядя на тусклый свет, льющийся через дыру в потолке. - Красиво.

После этих слов забраки провели какое-то время в зале молча. Каждый из них думал о чем-то своем.

Дарту Молу начинало казаться, что сила этого места напитана не только Темной Стороной. Здесь было что-то еще, что наделяло свободой, чему он пока не мог дать названия. Но это что-то несомненно привлекало, вызывало желание напиться им допьяна, срывало все ограничения, обещая невиданную усладу. Эти обещания были слишком хороши, чтобы быть чистой правдой. Потому молодой ситх все же оставил рассуждения на этот счет и сосредоточился только на Темной Стороне.

Уже смеркалось, когда забраки покинули здание Академии Ситхов. Сумерки Иридонии имели цвет красного бархата. В бордовом небе восходили две яркие луны. Дарт Мол смотрел на небо, когда Рор снова обратился к нему:

- Если ты все же захочешь узнать что-то о своих предках, знаешь ли, в ходе медитации ты можешь вспомнить. Но только здесь – где сама земля подскажет.

И провожатый как-то картинно медленно сделал шаг с пятки на носок, оставляя на земле след ботинка, пытаясь погрузить подошву глубже в грунт, чтобы ощутить эту связь с землей. Дарт Мол, посмотрев на свои ноги, решил, что ему хватит пыли на сапогах, собранной с самых суровых земель Иридонии. Он прошагал их с поднятой головой, как достойный сын забракского народа, верный носитель величайших традиций иридонийцев, воплощение их национальной гордости.

Теперь перед мужчинами вновь лежала дорога. Им нужно было взять приличный темп, чтобы до наступления ночи добраться в ближайший город – Вортан. И забраки шли быстро – сил у них было больше, чем раньше. Уже вскоре на их пути стали попадаться отдельные дома, проходя мимо которых можно было услышать разговоры или музыку.

Около очередного дома на предгорье Рор остановился.

- Послушай, - прошептал он, закрыв глаза.

Он имел в виду порывистую, драматическую с оттенком сплина мелодию, которую исполняла пара музыкантов, сидя на свежем воздухе. Парень играл на волынке, женщина перебирала струны кветарры.

- Вот! – показательно заметил Рор. - Это настоящая музыка Иридонии – та, что они играют для себя. Под настроение, от души. Да, мелодии кветарр и волынок могут показаться заунывными, но поверь мне: в сочетании с барабанами или же мощным мужским вокалом они поистине величественны. Потрясающая гармония!

Он подошел к паре музыкантов, присел рядом и начал отбивать ритм просто по грязной сковородке, на которой недавно жарил мясо. И, на удивление, это звучало музыкально. И по-мужски сурово. Дарт Мол вновь молча слушал, глядя на две луны в иридонийском небе. В голове даже звучал напев Рора об этих лунах и двух сердцах забраков. И все это было для него непривычно, странно, но пленяще. Ситх был погружен в размышления о том, что происходило в его душе, когда перед ним возникла молодая женщина. Та самая, что играла на кветарре. Музыка закончилась. Исполнительница стояла перед Молом и