Тихий Коррибан - Шиннок Сарина - Страница 59

59

Корде. Ее прическа растрепана, платье испачкано, а в ее руках все так же клетка с птицей. Женщина смотрит на меня с мольбой о спасении. Я вновь не могу сопротивляться воспоминаниям о Падме.

- Голокрон, Энакин! - настойчиво требует Дарт Сидиус, приближая световой клинок к ее шее.

- Не поддавайся на эти провокации! – окликает меня Дуку. – Ты же знаешь, что это…

Учитель моего учителя срывается. Он оставляет и меня, и Корде, которую держат пророки, и, приблизившись к графу, хватает его за горло.

- Ты можешь… хоть… убить меня, - с нерушимым хладнокровием, хрипя, произносит Дуку, - но это не… изменит того, что вы все… давно мертвы. Смирись уже.

Нечеловеческий оскал появляется на обозленном бледном лице Сидиуса. Не желающий принимать правду ситх сбивает с ног согнувшегося от удушья графа, а потом еще и прикладывает его головой о ступени алтаря. После этого я закрываю глаза.

Я пытаюсь всячески отделаться от того, что меня тревожит. Корде. Я должен помнить про иллюзии. Игры реальности Коррибана. Испытания. Она не Падме, а лишь ее бледная тень. И на моих глазах она уже умирала дважды. Больше не поддамся. Я поступлю, как воин Темной Стороны. И поскольку красный кинжал при мне, все точно получится.

- Что ты решил, Энакин? – слышу я настойчивый голос Дарта Сидиуса.

- Дай мне еще немного времени, - прошу я.

- Для чего, ведь голокрон у тебя? – недоумевает он.

Я гляжу на Корде:

- Послушать, что друг мне скажет насчет этого.

Никаких возражений моя ложь не встречает, и я подхожу к женщине. Птица в клетке в ее руках встревожена, и это именно то, чего я ждал. Пусть придет Тьма. Но до того, чтобы завершить свою игру, я выхватываю второй меч, принадлежавший графу Дуку, и сам убиваю Корде.

- Лжец, ты заплатишь! – кричит Сидиус и бросается на меня с мечом, но световой клинок не наносит мне ран. Пророки, не знающие о броне из орбалисков, замирают в благоговейном трепете, наблюдая это.

Мой трюк сработал. Теперь эти фанатики не посмеют прикасаться ко мне, а уж с их самопровозглашенным лидером я как-то разберусь. Пилат бьется в клетке, которую выронила Корде, и я удовлетворенно думаю, что уже скоро все решится. Но когда птица вдруг падает замертво на дно клетки, и из ее клюва брызгает кровь, я понимаю, что это наступление Тьмы сулит нечто большее, чем обычно.

- Проклятый! – как один, вскрикивают пророки, тыча в меня пальцами. - Он привел с собой Красного Зверя!

Моментально обернувшись, я вижу фигуру, вставшую за моей спиной, пришедшую через прогнившую дыру в стене, появившуюся с наступлением Тьмы. Это кровавый монстр в короне из стальных штырей. В руке он по-прежнему держит копье, но лишь теперь я замечаю, что оно имеет острия с двух сторон.

Красный Зверь обходит меня и указывает рукой на Дарта Сидиуса, на встревоженном лице которого блестят капли пота.

- Зверю нужен только он! – восклицают пророки, явно испытавшие облегчение, узнав это. Сидиус, которого они теснят вперед, к кровоточащему чудовищу, выбрасывает световой меч в последней надежде, что дело в красном клинке, но монстр качает головой и продолжает указывать на него. А за Красным Зверем выходят другие твари, которых я называл тускнами. Только теперь их руки свободны.

- Забраки… - слышу я шепот, сорвавшийся с губ Сидиуса.

Еще никогда здесь мне не было настолько ясно, что происходит и по какой причине. У каждого свои монстры, свои кошмары на Коррибане. «Тускены» хватают Сидиуса и опускают его на алтарь, двое из них вносят в зал две части черного пирамидального шлема, покрытого изнутри острыми стальными шипами. Я слышу приглушенный крик, обрывающийся, когда две половины пирамиды с хрустом смыкаются на голове учителя Мола.

В ритуальных палатах воцаряется тишина, нарушаемая лишь капаньем крови, которая вытекает из-под пирамидального шлема на алтарь. Но всем, кто присутствует здесь при этой казни предателя, еще только предстоит понять, чего же ждет Красный Зверь. Обезглавленный Сидиус, преобразованный в Черную Пирамиду, фактически обретший свою истинную сущность, встает на ноги и поднимает с алтаря огромный кривой нож. Он возносит над собой несуразное ржавое оружие и нападает на Красного Зверя, но тот блокирует его атаку копьем. Теперь обливающийся кровью монстр перехватывает инициативу, пытаясь пронзить тело Черной Пирамиды. Сражение монстров не стремительное, их движения тяжелые, но это зрелище чем-то завораживает. Мне кажется, что я вижу знакомые удары и стойки в атаках и позах Красного Зверя. И у меня снова нестерпимо болит голова.

В конце концов, Черной Пирамиде удается перерубить пополам копье противника и вонзить нож в его живот, но Красный Зверь на последнем издыхании втыкает две части копья в его грудь и в мерзкое месиво гнилой кожи под пирамидой. И когда алтарь заполняется их кровью, убившие друг друга монстры исчезают, словно сожженные в невидимом огне. Тьма не отступает, она еще не завершила свою игру. Из смешанной крови чудовищ начинает подниматься нечто, и вскоре я понимаю, что передо мной восстает черный монстр в доспехах. Явившись полностью, он проводит рукой по воздуху – и нас двоих окружает кольцо огня. Передо мной оживает вторая часть моего худшего кошмара.

- Ты это я, - шумно дыша, хрипит черное существо, - опаленный отчаянием.

Это моя истина? Это мое будущее?! Может, я уподобляюсь ничтожному предателю Cидиусу, однако не хочу в это верить! Красный клинок загорается в моих руках, и я иду в атаку.

- Ты сгоришь, - парируя мои удары, продолжает хрипло вещать монстр. - Не здесь, так потом, когда уже ничто нельзя будет исправить!

Только сейчас я замечаю, что рукоять его оружия похожа на рукоять светового меча – моего меча, с той лишь разницей, что она покрыта ржавчиной. Нет возможности для бегства от истины. А тварь в шлеме продолжает свое пророчество:

- Когда кровь потечет между бедер твоей жены – нашей жены – ты вспомнишь все слова, что под печатью мудрости, но будет поздно!

- Моя жена мертва! – вырывается мой отчаянный крик.

Хриплый вдох и выдох. Взмах раскаленного железного прута и слова:

- Не произноси того, во что сам не можешь поверить.

Конечно, я поддался слабости, допустив возможность того, что Падме все еще ждет меня на Набу, в краю озер. Я ведь помню и мертвое тело у себя на руках, и похоронную процессию в позолоченном зеленоглавом городе Тиде.