Бумажный пейзаж - Аксенов Василий Павлович - Страница 23

И вот до нас наконец дошло, какой у нас могущественный новый друг, и вот мы в баре «Лабиринт», который уходит в глубь московской почвы в том районе столицы, что именуется в народе «Вставной Челюстью», благодаря восьми торчащим небоскребам.

Увы, за вход даже при авторитете майора Орландо пришлось отвалить по восемь рэ с персоны, поэтому сидим скромно, при почти полном отсутствии дальнейших средств, угощаемся полусухим вином «Твиши», хотя внутри порядочное жжение, прошу учесть выпитое на стадионе.

И что же вокруг? Ради чего люди так стараются сюда попасть, чем привлекает этот пещерный уют, с тем же успехом можно сидеть дома: видимость почти нулевая, слышимость в нашем колене подземного пути неудовлетворительная, оркестр сидит где-то в начале, еле доносится музыка «битлов» в вульгарном исполнении.

Кроме нас в этом колене одна лишь заседает компания, впрочем, преогромнейшая — человек двадцать сборной солянки, длинноволосый молодняк и солидная публика с плешками, имеется и женский пол, однако плохо различим в полумраке, но, впрочем, в центре композиции, в глубине кадра, как на картинах старых мастеров, располагается красавица с голыми плечами и с розой в волосах.

— Давай девку у них уведем, — с неожиданным бандитским наклоном предложил Густавчик.

— Давай, — принял предложение Спартачок.

— Да как же так можно, ребята? — удивился я.

— А что? — нехорошо улыбнулся Спартачок.

— А что? — хохотнул Густавчик.

Вдруг приходит официант, настоящая преступная лошадь, и ставит нам на стол бутылку коньяку «Ереван». — Это вам, мужики, с того стола прислали. Майор Орландо развел руками.

— Ну вот, что и требовалось доказать, на другое и не рассчитывал, узнало жулье представителя власти, а значит, этот коньяк принадлежит нам по закону, разливай, Игорек!

Мы встали с рюмками и выпили за присутствующих дам, как того требует закон гор. Красавица в глубине кадра сверкала зубами и белками глаз. Вся компания, приславшая нам бутылку, полуобернувшись, аплодировала. Майор Орландо не скрывал удовлетворения, популярность, конечно, приятна человеку во всех видах, даже и среди жулья.

Как вдруг до нас доносится от них:

— Велосипедов, Велосипедов, браво, Велосипедов! Нечто сногсшибательное, оказывается, я узнан, и коньяк послан именно мне! Впрочем, что коньяк, впервые в жизни я узнал, что рукоплескания в ваш адрес поприятнее всякого коньяку-с.

— Они тебя по «рупорам», наверное, слышали, — предполагает Спартак. — Ну, вот и скажи теперь, что лучше — в «Честном Слове» печататься или по «рупорам» звучать?

И впрямь со всех сторон доносится:

Велосипедов?! Тот самый?! Вчера на «Немецкой волне»… на «Голосе»… на Би-би-си… а по «Свободе» полный текст в оригинале… у меня приемник «Браун F15» пробивает любую глушилку… Браво, Велосипедов!..Вот это выступил! Вот это дерзость!.. И глубина немалая, ребята!..И что самое главное — простой инженер!.. Ну, знаете, им легче, нечего терять… Не скажите, из текста явствует — потеря привилегий, дачи, автомашины, загранпаспорта… На все плюнул ради правды!.. Вот она, новая Россия… молодое поколение, технари… а говорят, кастрированные с детства, врут — маячит!.. Молодец, Игорек!.. Спасибо, дорогой, от всех нацменов, спасибо тебе за крымских татар!.. Браво, чувак, показал им, что мы еще живы!.. Скажите, Велосипедов, как вы переправляете свои тексты? Дело в том, что я тоже пишу… Давайте, братцы, присоединяйтесь, составим столы, схвачено?…

Восклицания, нашептывания одновременно в оба уха, тормошение, нас перетаскивают к общему столу… простите, но как вы обнаружили во мне именно того самого Велосипе-дова?… Ха-ха-ха, редкая удача, среди присутствующих есть некто, знавший вас довольно близко, месье Велосипедов.

Сказавшая зажигает спичку, и, потрясенный, я узнаю на лице красавицы-с-розой Фенькины губы, сосущие соломинку от коктейля, зовущие, манящие, жгучие ее губы.

нашептывают мне эти губы, а пальцы ее с весьма несовершенным маникюром суют мне рюмку с противной трехцветной жижей.

Чресла мои сразу же налились «дивным огнем». Уж не хочет ли она возобновления нашей дружбы? Значит, надо быть популярной личностью, смельчаком из иностранного радио, чтобы тебя твоя девка любила? А у того, кто никому не ведом и одинок и презираем, значит, нет никаких шансов? Нет, мадемуазель, теперь вы меня не обманете, вы интересуетесь только моим «моментом эякуляции», моя личность, мой интеллект, внутренние раздоры для вас не существуют. Нет, Велосипедов, сказал я сам себе, ты не притронешься к этому коктейлю!

Вдруг узнаю, не без труда, через стол двух закадычных — Его Шотландское Величество Валюша Стюрин и юный авангардист Ванюша, который Шишленко, оба в новой декорации — бакенбарды, усы, бородки.

— Переживаем период «фиесты», — объяснил мне Шишленко. — Видишь этого опухшего чувака? Знаменитый дизайнер Олег Чудаков, лауреат премии Маршала Тито и этого, как его, ну, Ленина Владимира, большая жопа, но гуляет, как Евтушенко, денег не жалеет, а рядом его кореш Булыжник — оружие пролетариата, шишка из партийных органов. Оба влюблены в печаль твоих очей, заторчали на Феньку по-страшному, просят, чтобы махнула, а она их только дурачит, таковы гордые девушки современной России имени спортобщества «Динамо».

Гуляем уже пять дней, мой друг, и пять ночей, мой друг, не расстаемся, мой друг, только новыми людьми обрастаем. Начинаем в полдень в пивном баре Дома журналистов, там хорошо поправляемся. В три часа переезжаем в Дом литераторов обедать и там обедаем до девяти часов вечера, потом приходит время ужина, и мы переезжаем в ВТО. Там мы ужинаем до часу ночи, а после закрытия перебираемся вот в этот сраный «Лабиринт», где сидим, как они говорят, по-товарищески, до закрытия, то есть до четырех утра. А потом выясняется, что нужно еще поговорить, и мы все едем в аэропорт Внуково, где буфет открыт до восьми. И вот здесь, с восьми до девяти, то есть от закрытия до открытия этого вонючего буфета, мы пользуемся замечательным даром природы — чистым воздухом. Тебе, наверное, этого не понять, Велосипедов, ты этого лишен, сорняк асфальта, но мы сидим там в привокзальном садике и целый час обогащаемся кислородом Подмосковья. Я обычно пою, обычно что-нибудь свое. Вот недавно обогатил родину «Песней шпиона».

В общем, как ты уже догадываешься, в девять открывается буфет, и мы там сидим до одиннадцати, а потом отправляемся к открытию пивного бара Дома журналистов и там очень хорошо поправляемся, а потом… вот она, вечная связь искусства с жизнью!

Как вдруг в помещение, если можно так назвать закуток подземного лабиринта, вошел дипломат в золотых очках и с золотой авторучкой в наружном кармане пиджака, пьяный, как задница, и черный, как сапог.

— Негро-арабские народы северо-востока Африки, — тут же пояснил какой-то эрудит в нашей компании и не ошибся: дипломат оказался из Республики Сомали.

Выпив в углу, в полном одиночестве, порцию чего-то крепкого, он подошел к нашему столу и стал выступать по-итальянски, то есть на языке бывших поработителей.

Его страстное и артистическое выступление чем-то напоминало арию Канио из оперы «Паяцы», хотя он не пел.

Можно было, собственно говоря, не обращать на него внимания, если бы Фенька так не смеялась, она ничего не говорила, глядя на дипломата, а только лишь смеялась, безудержно и не очень-то оптимистично хохотала.